|
 
|
|
Интервью Леонида Филатова «Новой газете»
- Леонид Алексеевич! Что вас подвигнуло на передачу «Чтобы помнили»? Название ее, как известно, — ответ Высоцкого на анкетный вопрос, чего бы ему хотелось больше всего: «Чтобы помнили и чтобы везде пускали». - Дело не только в Высоцком. Просто началось новое время, и появилось огромное количество оголтелых ребят, в основном молодых, которые — кто иносказательно, а кто и прямо — стали провозглашать: до нас в России не было никакой жизни, кроме идеологизированной, искусственной, неправдашной. Естественная на это реакция: нет, даже не обида — скорее недоумение. А как же Платонов? А как же Булгаков, Олеша? А Шостакович? Они откуда? Из воздуха? Из жизни, которой не было? Да, они дышали идеологизированным воздухом той реальной, той трагической жизни, порой не соглашаясь с ней, порой идя на компромиссы. И нынешние полуграмотные нигилисты им судьи? Пусть сначала ответят на вопрос: а где те имена, те великие люди из их среды, которые как-то могут обозначить их время? Россия всегда была беспамятная страна. Но сегодня беспамятство беспрецедентное. Такого извращения, такой полярной перестановки черного и белого за свою, может быть, не очень большую жизнь я, честно говоря, не помню. И такой потери памяти. Спроси сегодняшних гимназистов: кто такой Шукшин? Не каждый из знающих всех нынешних поп-звезд, до самых крохотных звездочек, ответит. Да что Шукшин! Гагарина не знают. Говорят, будто первым в космосе был американец. Из всего этого и возникла идея телепередачи «Чтобы помнили». Возникла она на полемической ноте: говорить не о гениях, а о людях «второго эшелона» (впоследствии, правда, появились главы и о великих актерах), которых забывают в первую очередь. Что, может быть, даже «справедливо» с точки зрения сурового естественного отбора истории. Но все-таки все во мне восставало против такой «справедливости». История-то совсем недавняя. У них еще живы родные, друзья. И забвение тут приобретает этический характер. Мне вот пишут письма: спасибо, наконец-то родина вспомнила! «Родина слышит, родина знает». Не будешь же объяснять, да и благородно ли объяснять, что никакая не родина, — всего лишь семь сумасшедших, для которых это личная боль. А родине как было наплевать, так и осталось. И если где-то в актерской семье всплакнут: ну наконец-то вспомнили — это и есть для нас высшая награда. И наша сверхзадача, если хотите. - Понимали ли вы, когда начинали свой сериал памяти, что это работа на самосожжение? - Допустим, понимал, что исповедовать вдов и бродить по кладбищам — не лучший способ собственного бытия. Но что это так аукнется в моей личной судьбе, доведет буквально до грани жизни и смерти, конечно же, предположить не мог. - Но ведь вас буквально затягивало трагическое, порой безысходное энергетическое поле уже свершенных человеческих судеб... - Вот видите, и вы повторили то, в чем меня упрекают во многих письмах: зачем вы специально выискиваете и вытаскиваете на экран такие трагические судьбы? Так ведь не специально! Специально хочется, наоборот, вспомнить хорошего, светлого человека, а начинаешь поглубже погружаться в его жизнь, там, как магма под застывшей каменной коркой, — трагедия. Ну что поделаешь, что у нас куда ни ткни пальцем — такая судьба! От некоторых, как от Стасика Хитрова (помните, он играл шофера в фильме «Мир входящему»), даже могилы не осталось. Срыли. Но не в годы репрессий. В наши годы. Во многих случаях возникала тема вины: кто виноват, что вовремя не помогли, не спасли? Рядом находившиеся люди? Время? Страна? И очень редко находился однозначный ответ. Настолько сложны и неоднозначны и время, и реальные человеческие отношения. Вот близким Высоцкому людям часто обращают вопрос: «Почему не спасли Володю?» Мол, если бы они были рядом... Да ничего бы они не сделали! Как его спасешь? Алла Демидова верно сказала: это все равно, что руками останавливать взлетающий самолет. Энергетика такая. Такие упрямство, вера в собственные силы, в свой путь. Тут не уговоришь, не остановишь. И это не к одному Высоцкому относится. - Близкий вам круг — мать, жена, друзья. Изменился ли во время тяжелой болезни ваш взгляд через него на мир? Открыли ли вы в этих людях что-то новое для себя, чего вы раньше не знали? - Ну как вам сказать? И нет, и да. Меня не разочаровал ни один из старых друзей. Боря Галкин, Володя Качан, Миша Задорнов. Но появились и новые. Вот Ярмольник. Если раньше мы просто друг к другу хорошо относились, то в эти месяцы стали очень близки. Леня оказался человеком удивительного бескорыстия и самоотверженности. Но больше всех поразила жена (Нина Шацкая, известная актриса. — К.С.). Да, мы любим друг друга. Знали: что бы ни случилось, будем вместе. Но я как-то полагал, что это прежде всего моя забота — проявлять сверхвнимание к этой красивой, очень красивой женщине. А когда со мной случилась беда, она взвалила на себя непосильную ношу и вынесла то, что и двужильному мужику было бы невмоготу. Отказалась от артистической карьеры, от всего. Предположить в ней человека такого жертвенного подвига я раньше вряд ли мог. Но теперь это факт. Нина, мама, друзья буквально вырвали меня из рук смерти, а не только — спасибо им — врачи. Так что если говорить о близком человеческом круге, то в беде он оправдал и укрепил веру в добрые начала жизни. - Каждый человек всю жизнь пишет и переписывает в уме свою автобиографию. Менялись ли ваши представления о прошлом в зависимости от новых прожитых лет? Положим, одна Таганка — до отъезда Любимова, другая — при Эфросе, третья — времен последнего раскола? - Человеческие судьбы не нами написаны на каких-то высших скрижалях. А мы обычно поступаем по нашему нынешнему уразумению и истины, и справедливости. Потом же часто, когда открывается более полная правда, оказывается: тот, кто представлялся тебе нарушающим нравственные заповеди, на самом деле ничего не нарушал, а тот, кто казался Богом, не выдерживал испытания небом, высотой. Только время, наращивание годовых колец собственной жизни дает такую полноту правды. Но не всю. Высший ее суд творится не здесь и не нами. Не ищите в этом ответе каких-то буквальных оценок Любимова, Эфроса или, положим, Губенко. О своем нынешнем личном отношении к ним я уже высказывался неоднократно и повторяться не буду. - Насколько для вас является камертоном: а что скажут о вашей жизни, когда вырастут, нынешние дети? - Так далеко не думаю. Но при взгляде на малышей, что греха таить, возникают соображения: хорошо бы все сделать для того, чтобы не стыдно было перед ними за прожитую жизнь, чтобы они — через нас — поняли и наше, и свое время. © «Новая газета» (№ 76 от 18 октября 2001 года) |
